И поэтому сложно все. Да. И все становится каким-то бессмысленным. В том числе и писанина эта вся.
Недавно прочитала, как человек принимавший участие в сопротивлении во время второй мировой, писал: "Я так и не смог понять, почему людей тянет убивать себе подобных. И самое главное, как они еще после всего этого умудряются жить"
Надо как-то умудряться. Жить.
Поэтому лирическо-грустный текст о том, как мы оказались на севере. На крайнем.
"Мы поедем мы помчимся на оленях утром ранним...."
Для кого-то это просто песня из советского прошлого. Для нашей семьи - это реальность. Мой муж сначала увез меня на север. А потом еще и подарил мне его. Север этот. Целиком. И до сих пор обижается, что я не оценила столь мощный подарок.
Если начинать о подарках, то первым подарком моего будущего мужа мне стало воронье перо, найденное где-то в Хибинских горах, И связка сушеных грибов, набранных где-то там же.
Уже это должно было меня насторожить.
Но не насторожило.
В мои 19 лет это показалось жутко романтичным. Я заботливо хранила перо и грибы несколько лет, пока все это не сгинуло в моих многочисленных перемещениях по стране.
Последующие редкие подарки были в таком же духе. А потом, наконец, мне подарили север. Да. Вот кому-то медовые месяцы на Бали, а мне вот СЕВЕР БЕСКРАЙНИЙ.
А все началось еще далеким летом 95-го. Когда совсем молодой Сережа с бескрайней, как сам север,улыбкой...
Когда он мне говорит: «Я не на такой женился. Та была смелая и сильная и не боялась трудностей». Я ему на это отвечаю: «Я вот тоже знаешь очарована была не этим стальным лицом и не сушеными грибами»
...Так вот далеким летом, когда Сережа учил меня пить водку на крыльце общежития Хибинской базы...
Между прочим он теперь всем студентам запрещает это делать...
...Так вот о далеком лете. Учил Сережа меня пить водку. И все рассказывал о том, что хочет он переехать сюда на базу жить и работать. И эти горы. И север....
И если связка грибов не насторожила меня. То вот эти бесконечные разговоры о севере меня должны были точно отвадить. Но нет. Я была ужасно романтичной и наивной. И так он широко улыбался, что судьба моя была решена.
Еще 5 лет, и вот мы уже пакуем коробки. Мы переезжаем на север.
Как это случилось? Как-то совершенно само собой. Москва менялась, заполнялась машинами, бизнесами, кризисами, долларами. Казалось, что нам с этим всем не по пути. И выход был виден лишь только один. В районе Кольского.
Меня никто никогда не спрашивал: «Дорогая, а ты хочешь ехать на север?»
Видимо, предполагалось, что раз я вышла замуж на дарителя перогрибов, Крайний север прилагался сразу дополнительным бонусом в комплекте. Поэтому у меня не возникло ни одной сопротивляющей мысли. Все шло ровно так, как будто мы долго думали-решали-обсудили-собрались.
Я даже помню, когда мы встречались с Сапуновым, тогдашним начальником станции, перед МГУ около фонтанов. Был чудесный майский теплый день. Первая фраза, которую он нам сказал: «Я бы вот никому не советовал делать такой шаг. Только сумасшедший может так поступить»
И что? А ничего. Видимо, у нас реально не все дома.
Решено. Мы уезжаем на север. Нет, ну, круто же.
Отвальная. Я принарядилась, а на голову одела белые цветы, которые остались у меня со дня свадьбы. Как бы тем самым символизируя начало еще одной новой жизни. Что собственно так и было. Мы молодые, нищие. Гостям было наказано, чтобы каждый привез что-то выпить и закусить. Поэтому напривозили всего и разного. Я почему-то решила, что надо попробовать все. Попробовала. На следующий день надо было собирать коробки и грузить их в большой грузовик. Мой же следующий день был посвящен попытке лежать смирно и не шевелиться, потому что было реально очень плохо. А Сережа требовал помощи и указаний и сам что-то собирал в коробки и куда-то их уносил.
Собралось всего 15 коробок нашего имущества. И одиноко болтались они в кузове большой машины, которую выделил факультет. Как молодые солдаты в армии играют в войнушку. Так я в свои 20 с небольшим играла в переезд на север. Я была уверена, что мы приедем, посмотрим, и если не понравится, то соберемся и двинем обратно. Я была абсолютно в этом уверена.
...А через 10 лет я вдруг опомнилась и поняла, что мы никуда отсюда уже не уедем. Никогда. И главное все дело не в нашем желании. А в том, что засосало. Засосало так, что не выбраться...
И вот уже голубой вагон бежит качается. И скорый пятнадцатый поезд Арктика набирает ход. Мы довольные, молодые, глупые. С маленьким Максимом и молодым еще Хасом движемся на север.
В Апатиты почему-то приезжаем вечером. Арктика всегда приезжает рано утром. Но мы приехали вечером. Ночь. Сильный буран. 31-е января. Студенческие каникулы. База стоит на дыбах и бьет в барабаны. Никогда уже после здесь не будет столько народу. Но в день нашего приезда люди сочились из всех щелей. Когда мы зашли в наш подъезд, кто-то вывалился из третьей квартиры, и, падая, задел металлическое ведро. Ведро очень театрально, медленно и громко катится ко мне.
Последние слова упавше-пьяного были: «Братва, тут кто-то еще привалил. Гы-гы.»
Пустая квартира, насквозь продутая восточным ветром, поэтому я сижу на проваленном с одной стороны диване, не раздеваясь, и тихонечко и скромно так плачу. Чтобы никто не видел. Я ведь жена полярника, декабриста, революционера, индейца, героя и настоящего мужчины в одном флаконе, плакать мне не положено.
В ту ночь спали мы не раздеваясь, прямо в куртках. Было очень холодно.
Сереже вся наша северная жизнь очень понравилась. Наводить порядок, строить, покорять, развивать, совершать подвиги один за другим. Хотя потом анализируя время исчезновения той самой знаменитой улыбки, о которой ходили легенды, мы пришли к выводу, что испарилась она именно где-то в то время покорения целины и строительства БАМа.
Для Хаса наступило настоящее счастье. Это была ровно та жизнь, которой и должна жить собака.
Максиму было все равно, главное мама рядом.
А мне? Мне как-то было странно неуютно. Что люди все время ходят. Что через потолок видно крышу. Что когда восточный ветер, то находиться в доме невозможно. Что никому позвонить нельзя, потому что телефон стоит в квартире, но он рабочий (а мобильных тогда еще не было). Что несмотря на то, что вокруг всегда куча народу, поговорить не с кем. Что стучат в дверь ежесекундно. Что живем мы в промзоне, а до города надо на автобусе.
Через некоторое время северного проживания, отловив Сережу где-то между героическими свершениями:
«Сереж, а мы сколько еще здесь собираемся жить? Мы обратно не поедем?»
Сережа мрачно ничего не ответил, но по радио, как бывает в кино и всегда кажется, что так не бывает, как будто специально запело:
Ты yзнаешь, что напpасно называют севеp кpайним,
Ты yвидишь он бескpайний, я тебе его даpю..
Сережа воспрянул и пропел: «Ты увидишь, он - бескрайний. Я тебе его дарю. » И так очень по-доброму и ласково посмотрел на меня.
И теперь это наша семейная. Радостно-грустная. Как говорится, запевай.
Когда я сидела долгими зимними днями, которые незаметно протекали из утра в ночь через полярную темноту, глядя в окно на фонарь (про фонарь я напишу еще), я все пыталась понять - а в какой момент все решилось-то.
И я каждый раз отчетливо видела этот момент.
Практика второго курса. Гора Юкспорр. Молодой и с прекрасной улыбкой будущий мой муж в окружении горных плато. Вот именно тогда все и случилось. Могла ли я что-то изменить? Нет, не могла. Ни в какой момент своей жизни я не могла поступить по другому.
Вот и задумаешься потом о судьбе, о любви и детерминизме. Чему собственно и посвящена вся моя жизнь.
Увезy тебя я в тyндpy, yвезy к седым снегам
Белой шкypою медвежьей бpошy их к твоим ногам
По хpyстящемy моpозy, поспешим на кpай земли
И сpеди сyгpобов дымных затеpяемся в дали.
Мы поедем мы помчимся на оленях yтpом pанним
И отчаянно воpвемся пpямо в снежнyю заpю.
Ты yзнаешь, что напpасно называют севеp кpайним,
Ты yвидишь он бескpайний, я тебе его даpю
Увезy тебя я в тyндpy, yвезy тебя однy
Пёстрым севеpным сияньем твои плечи обеpнy
Звёздный иней загорится на pесницах сеpебpом
Сколько хочешь самоцветов мы с тобою собеpем.
Увезy тебя я в тyндpy и тогда поймешь ты вдpyг
Почемy к себе так манит, так зовет поляpный кpyг
Hичего, что здесь метели, не беда, что холода,
Если ты полюбишь севеp, не pазлюбишь никогда
